Читать книгу "Печенье счастья  - Черстин Лундберг Хан"

Но тут раздался сигнал, и, открыв глаза, я увидел, что на светофоре зажегся зеленый человечек. Старик заковылял через дорогу, я поплелся следом. Когда мы перешли на другую сторону дороги, старик, немного пройдя вперед, повернул за угол дома, но перед этим он тронул край своей шляпы, как будто приветствовал меня, и весь его вид при этом говорил: «Со снегом определенно лучше, дружище!»

Я медленно брел по улице. Металлический запах усилился, и я понял, что это так пахнет свежевыпавший снег. Перед рестораном Бие горел фонарь, озаряя все вокруг мягким оранжевым светом, и я вдруг почувствовал, что на меня повеяло теплом и уютом.

Я остановился и заглянул внутрь. Теперь в зале ресторана было очень оживленно. Почти за каждым столиком кто-нибудь сидел. Из кухни появился папа Бие, неся перед собой два больших дымящихся блюда.

От такого зрелища у меня заурчало в животе, и, поскорее отлипнув от стекла, я отправился дальше. «Печенье счастья»… Разозлился ли папа Бие из-за того, что банка с печеньем исчезла? Но Бие ведь сказала, что она что-нибудь придумает, к тому же ее родители кажутся совсем неплохими людьми.

Вечером, перед тем как заснуть, я достал мешок с записками из печенья и наугад вынул одну бумажку: «Во сне, как и наяву, все возможно».

Раньше мне казалось, что это полная бессмыслица, но тут я призадумался. Во сне же может что угодно случиться. Например, во сне люди могут летать, а звери разговаривать. Наяву такое вряд ли произойдет, но, возможно, эта фраза значит что-то другое? Например, то, что действительность может быть такой же непредсказуемой, как сон. Только по-другому.

Я повернулся на бок и посмотрел на падающий за окном снег. Интересно, и откуда появляются у нас в голове такие необычные мысли?

Шапочка рождественского гнома

Снег шел всю ночь, и к утру намело целые сугробы. Дорогу расчистить еще не успели, поэтому до школы пришлось пробираться, временами проваливаясь в рыхлый снег чуть ли не по колено. Припаркованные автомобили укрылись толстым слоем снега, похожим на взбитые сливки.

В школьном коридоре все хлюпало и чавкало от растаявшего снега. Щеки у всех ребят раскраснелись от мороза, и ни у кого в этот день не было желания сидеть за партой. Но когда Ульрика распахнула дверь класса, на нас повеяло ароматом зажженных свечей и запахло апельсинами.

Какой же необыкновенной учительницей бывает иногда Ульрика! Она угостила всех фруктами и дольше обычного читала нам вслух книгу.

Я углубился в свои мысли и почти не слышал Ульрику. В голове кружился целый калейдоскоп событий и образов – всего того, что я видел и что произошло со мной за последние несколько дней. Вот похожий на сказочный сон аквариум из китайского ресторана, а вот мы с Бие удираем из кухни с банкой печенья в мешке для мусора, а потом хохочем как ненормальные, объевшись «печеньем счастья».

А еще Бие сказала: «Но мы все равно еще встретимся?»

В этот момент Ульрика захлопнула книгу, и я очнулся. И обнаружил, что умудрился превратить кожуру от апельсина в сотни мелких кусочков и выложить их по кругу. Пальцы были липкие от сладкого сока.

– Кстати, – сообщила Ульрика, – после Рождества у нас в классе появится новая ученица. Девочка по имени Бие.

– Как? Как ее зовут? – переросли некоторые.

– Бие, – повторила Ульрика, – а может быть, произносится как «Бии». Я точно не знаю.

– Бии, – захихикал Ниссе и принялся бибикать на все лады, как автомобиль.

Все засмеялись. Кроме меня. Внутри все кипело. Я должен встать и сказать, как правильно произносится это имя. Я должен сказать, что знаю эту девочку и не потерплю насмешек в ее адрес.

И почему я этого не сделал?

– Тихо! – повысила голос Ульрика. – Когда она появится здесь, мы узнаем, как правильно ее зовут. А смеяться над чужими именами нехорошо. Разве вы этого не знаете?

«Вот именно», – подумал я и сердито по смотрел в сторону Ниссе. Но он не обратил на мой негодующий взгляд никакого внимания – Ниссе вообще нечувствителен к подобного рода вещам.

– А теперь мы отправимся в актовый зал, – продолжила Ульрика. – Будем репетировать рождественский концерт вместе с параллельным классом.

И с этими словами учительница достала откуда-то пакет и вытряхнула его содержимое на стол. Здесь оказалась целая куча шапочек рождественских гномов и мишуры. А из бумажного пакета, стоявшего рядом на полу, торчала пара колпаков звездных мальчиков.

После команды Ульрики все бросились вперед и принялись надевать шапочки и украшать себя мишурой.

– Тише, тише, – пыталась утихомирить нас Ульрика. – Тут на всех хватит. Когда будете готовы, поднимайтесь в актовый зал.

Все мигом выскочили из класса и исчезли на лестнице.

Помедлив, я встал из-за парты и двинулся к столу. На нем оставалось еще несколько шапочек, самых потрепанных. Пакет с колпаками стоял нетронутый.

Я колебался.

Ульрика собирала со стола свои бумаги, но, увидев меня, прекратила это занятие:

– Что тебе, Оскар?

– Э-э… я не знаю, – пробормотал я.

Ульрика выпрямилась и внимательно посмотрела на меня:

– Не знаешь?

Я изобразил на лице нерешительность. В глубине души я, конечно, все знал: я хотел отделаться от этого дурацкого колпака. И еще больше я хотел отделаться от раздражающих издевок Ниссе.

Глубоко вздохнув, я потянулся к бумажному пакету на полу.

– Ты уже жалеешь, что вызвался? – спросила Ульрика.

Я замер и посмотрел ей в лицо. Иногда мне кажется, что Ульрика умеет читать чужие мысли.

– Это из-за Ниссе и его глупостей, которые он наговорил? – Ульрика наклонилась ко мне.

– Не знаю, – промямлил я.

– Оскар? – Учительница внимательно посмотрела на меня.

– Не знаю, – выдавил я. – Или все-таки… да.

– Что «да»? – не поняла Ульрика.

– Я жалею, – сказал я и посмотрел вниз, на пакет с колпаками.

Неожиданно Ульрика хлопнула меня по плечу и протянула мне шапочку гнома:

– Каждый сам делает свой выбор. Но ты вполне можешь еще передумать. Кстати, в параллельном классе тоже нашелся мальчик, который вызвался исполнить эту песню. Но если ничего не выйдет, то придется вычеркнуть этот номер из программы.

И, подхватив свои бумаги, Ульрика покинула класс.

Я поплелся по лестнице наверх. Двери актового зала были открыты нараспашку, и уже с середины лестницы можно было услышать гвалт, доносящийся оттуда.